~
КЕЛЬТСКОЕ БОЕВОЕ ИСКУССТВО ~
БОЕВАЯ ЯРОСТЬ ДРЕВНИХ
1. Кельтские фении
Самой древней из европейских цивилизаций, не вошедшей в число цивилизаций
античности, следует назвать кельтскую. Кельты заслуживают особого
внимания еще и потому, что их история, начавшись задолго до того отрезка
времени, который принято называть средневековьем, плавно перетекает
в средневековую эпоху.
Что же можно сказать о кельтском боевом искусстве?
Менталитет кельтского воина в чем-то напоминает преувеличенные, доведенные
до абсурда представления рыцаря времен феодальной раздробленности.
Хотя кельтское войско знало строй (подчас образуя "живую крепость"
- замкнутую стену из щитов наподобие римской "черепахи"),
гораздо больше внимания уделялось действиям знатных воинов, сражавшихся
вне строя и независимо от него.
Эти воины образовали фианну - "священный отряд" (хотя отряд
как раз предполагает совместные действия, а фении - члены фианны -
вместе пировали, но сражались порознь). Прятаться за броней, шлемом,
щитом у воинов фианны считалось недостойной трусостью. Столь же недостойным
они считали тонкий расчет и занятие стратегически важных позиций.
Вместе, с тем стиль боя фениев отличался значительной виртуозностью,
он предполагал длительное обучение владению оружием, сложным приемам
боя и очень серьезную психологическую подготовку. Именно эта подготовка
помогала в надлежащий момент включить внутренние резервы организма,
без которых немногого стоили приемы.
Впрочем, все это - обучение конкретным упражнениям с оружием и овладение
контролем над внутренней энергией - развивалось в одном русле. Вот
как один из героев кельтских сказаний проходил "школу ловкости
боевой":
"...Он усвоил прием с яблоком, прием боевого грома, прием с клинком,
прием движенья навзничь, прием с копьем, прием с веревкой, прыжок
кота, прыжок лосося, метание шеста, прием вихря-смелого-повелителя-колесницы,
прием удара рогатым копьем, прием быстроты, прием колеса, прием сильного
дыхания, геройский клич, геройский удар и встречный удар, бег по копью
и стойку на острие его, прием косящей колесницы, геройский изгиб острия
копья".
Остановясь на этом и других описаниях, базирующихся прежде всего на
ирландской традиции, но не только на ней (Ирландия - единственная
страна, на протяжении всего средневековья сохранявшая кельтскую культуру),
можно сделать следующие выводы:
Кельтские "приемы" гораздо шире современного понимания этого
слова; они включают в себя не только конкретные правила работы с конкретным
же видом оружия, но и универсальную постановку движений.
Помимо этого отмечена также постановка дыхания, позволяющая расширить
границы владения собственным телом. Вероятно, в чем-то она родственна
японской технике ки-ай (героический клич).
Среди приемов "ловкости боевой" заметны навыки владения
предметами, не являющимися оружием: веревкой, шестом. Впрочем, шест
- почти копье, а кельты достаточно часто наносили удары и обратной
стороной копейного древка.
Хотя основная ставка делается на силу и быстроту при значительной
дистанции поединка, не игнорировалась и "мягкость".
"Боевая ловкость" кельтов была замечена не только ими самими,
но и их противниками. Римляне дают нам описание того, как кельтские
воины, сражаясь на мчащейся во весь опор колеснице, не просто стоят
в ее кузове, но и, в поисках лучшей позиции для метания дротиков,
взбегают на дышло или даже на ярмо! А сам Юлий Цезарь был удивлен
и восхищен тем, что кельтские воины, обнаружив, что легкие щиты не
спасают их от римских копий, идут в атаку без щитов. Для римлян мечевой
бой без щитов был вообще невозможен.
Бешеная ярость такого натиска, даже поддержанная личным мастерством,
ничего не могла поделать с плотным строем легионеров. Но вскоре после
этого римские императоры начали подбирать себе телохранителей из числа
кельтов и перенявших кельтскую технику германцев, оружейники стали
обучаться у кельтских кузнецов, а гладиаторы кельтского происхождения
слили свою фехтовальную технику, базирующуюся на рубке, с римским
искусством колющего удара.
Кельтское искусство боя надолго пережило Рим. На войне, правда, оно
было применимо только тогда, когда - и если - война велась по кельтским
же правилам: иначе "поединочный" уклон мешал использованию
воинского строя. В Ирландии такая ситуация сохранялась чуть ли не
в течение всего средневековья. В других странах тенденция замены войны
единоборством не была столь абсолютной, но не исчезла совсем.
Именно абсолютизация поединка требовала от фениев овладения самыми
разными видами оружия: рядом с каждым благородным воином находился
оруженосец, а чаще - двое; не участвуя в бою, они подавали сражающимся
дротики, фехтовальные шиты для ближнего боя (маленькие, с окованными
железом острыми бортами и ударным острием в центре), иногда даже подводили
им свежих коней или колесницы.
Нападать на таких оруженосцев не полагалось. Но и сами они не вступали
в схватку ни с благородным фением (пожалуй, к нему бы они не смогли
и приблизиться), ни даже друг с другом, кроме крайних случаев, когда
их хозяин был ранен и надлежало дать ему возможность отойти.
Вместе с воином "священного отряда" эта боевая единица называлась
тримарциспа: боец и два его помощника.
Тримарциспа сделала возможной дальнюю дистанцию поединка и его подвижно-прыжковую
направленность. Без оруженосцев воин не мог бы сочетать приемы мечевого
боя с подключением длинномерного (копье с колюще-секущим наконечником)
и даже метательного оружия.
Перед поединком фений мог долгое время приводить себя в соответствующее
состояние (видимо, используя приемы концентрации сознания). Но в бою
он буквально преображался. О самом знаменитом герое кельтского эпоса,
Кухуллине (он, вероятно, имел реальный прототип, но даже легендарные
наслоения не отменяют реальности боевых приемов), говорится, что,
будучи маленького роста, в бою он казался высоким.
Вот так якобы выглядел Кухуллин, входя в состояние боевой ярости:
"Все суставы, сочленения и связки его начинали дрожать... Его
ступни и колени выворачивались... Все кости смещались и мускулы вздувались,
становясь величиной с кулак бойца. Сухожилия со лба перетягивались
на затылок и вздувались, становясь величиной с голову месячного ребенка...
Удары сердца его были подобны львиному рычанию... Волосы его спутывались
как ветки терновника. Ото лба его исходило "бешенство героя",
длинное, как оселок".
"Бешенство героя" - что-то вроде ауры, излучаемой воином,
находящимся в особом состоянии, и видимой тоже воинами.
Преувеличение? Да, безусловно. Но не на пустом месте! Боевой экстаз
фениев, возможно, иногда поддерживался наркотическими средствами.
Однако в большинстве случаев они не имели ни возможности, ни нужды
прибегать к ним. Мужество в бою воспитывалось у них с раннего детства.
2. Скандинавские берсеркеры
Многие особенности фианны опосредованно передались рыцарскому сословию:
и гордая заносчивость, и требования "честной игры", и готовность
пренебречь интересами войны ради демонстрации личного мастерства...
Но один из элементов психологической подготовки фениев был подхвачен
и развит совсем в другой среде.
Это - эффективное и вызываемое вполне сознательно боевое неистовство.
У германских народов оно превратилось в своеобразный культ воина-зверя.
Звероподобные "превращения", являющиеся высшей формой развития
боевой ярости, известны у всех германцев. Поздние античные историки
сообщают о "франкском неистовстве", о "воинах-волках"
народа лангобардов... При этом выпускались наружу столь неудержимые
силы, что им не всегда мог противостоять даже сомкнутый дисциплинированный
строй и искусство "правильного боя".
Судить о том, что представлял из себя образ воина-зверя, мы можем
в первую очередь по скандинавским источникам, ибо в Скандинавии такие
воины существовали до XII-XIII вв., правда, последние 200 лет своего
бытия были уже пугающим анахронизмом.
Следуя установившейся традиции, будем называть их берсеркерами (хотя
более точный термин - бьорсьорк, то есть "медведеподобный").
Наряду с воином-медведем существовал также ульфхеднер - "волкоголовый",
воин-волк. Вероятно, это были разные ипостаси одного и того же явления:
многие из тех, кого называют берсеркерами, носили прозвище "Волк"
(ульф), "Волчья шкура", "Волчья пасть" и т.д.
Впрочем, и имя "Медведь" (бьорн) встречается не реже.
Во время атаки берсеркер как бы "становился" соответствующим
зверем. При этом он отбрасывал оборонительное оружие (или поступал
с ним не по предназначению: например, вгрызался в свой шит зубами,
повергая противника в шок), а в некоторых случаях - и наступательное;
все скандинавские викинги умели сражаться руками, но берсеркеры явно
выделялись даже на их уровне. Многие военизированные прослойки считали
позорным безоружный бой. У викингов этот постулат приобрел следующую
форму: стыдно не уметь сражаться с оружием, но в умении вести безоружный
бой ничего постыдного нет. Любопытно, что в качестве подсобного (а
иногда и основного - если он сражался без меча) оружия берсеркер применял
камни, подхваченную с земли палку или припасенную заранее дубину.
Частично это связано с нарочитым вхождением в образ: зверю не подобает
пользоваться оружием (камень и палка - естественное, природное оружие).
Но, вероятно, в этом также проявляется архаизм, следование древним
школам единоборства. Меч в Скандинавию проник довольно поздно, и даже
после широкого распространения он был некоторое время не в чести у
берсеркеров, предпочитавших палицу и секиру, которыми они наносили
круговые удары от плеча, без подключения кисти. Техника достаточно
примитивная, зато степень овладения ею была очень высока.
На колонне Траяна в Риме мы видим "ударный отряд" таких
воинов-зверей (еще не берсеркеров). Они включены в состав римской
армии и отчасти вынуждены следовать обычаям, но лишь немногие имеют
шлемы (и никто - панцири), кое-кто облачен в звериную шкуру, иные
- полуобнажены и сжимают вместо меча дубину... Надо думать, это не
снижало их боеспособность, иначе император Траян, в чью охрану они
входили, сумел бы настоять на перевооружении.
Преображение берсеркера во время боя (более глубокое, чем у кельтского
фения) иногда не только психологически настраивало его на схватку,
но и воздействовало на психику противника - в прямо противоположном
духе. Мало кто сохранял хладнокровие при виде воющего от ярости, брызжущего
пеной воина-зверя, не замечающего в исступлении ни ран, ни усталости.
Однако назвать это военной хитростью, "психической атакой"
все же нельзя. Берсеркер всерьез был убежден, что одержим "звериным
духом"; а все окружающие либо тоже верили в это, либо удерживали
свои сомнения при себе - это было гораздо полезней для здоровья...
Такая "одержимость зверем" проявлялась, помимо прочего,
в том, что берсеркер умышленно подражал движениям медведя, причем
не только в бою, но и во время частых ритуально-магических церемоний,
плясок и т.д. А это - уже "звериная школа" в чистом виде!
Один из самых мощных стилей "звериного" ушу - стиль медведя...
К берсеркерам в чистом виде даже сами викинги относились с чувством,
средним между восхищением, боязливой почтительностью и презрением.
Это - подлинные "псы войны"; если их и удавалось использовать,
то главным образом - на положении "прирученных зверей".
Но элементы берсеркерских тренировок, владения оружием, а главное
- специфической психотехники проникли в быт многих воинов Швеции,
Норвегии, Дании и особенно Исландии. Берсеркерство они держали под
контролем, "включая" его только во время сражений.
Правда, не всегда этот контроль удавалось сделать абсолютным: порой
"зверь" пробуждался в душе воина помимо его желаний. Тут
мы затрагиваем очень интересную, во многом неисследованную проблему.
Есть сведения о том, что для впадения в состояние берсеркерства скандинавы
употребляли природные наркотические вещества. Но - как и кельты -
не всегда и даже не часто. Однако, скорее всего, здесь действительно
имела место наркомания - не "внешняя", но "внутренняя"!
Современная наука знает, что нервная система человека - в том числе
те ее разделы, которые поддаются сознательному контролю, - способна
продуцировать вещества, по своему составу и действию близкие к наркотикам.
Воздействуют они непосредственно на "центры наслаждения"
мозга. Если эти вещества выделяются тогда, когда человек впадает в
определенное состояние сознания, то в этом состоянии он испытывает
полный аналог "кайфа", а при выходе из него начинается "ломка".
"Профессиональные" берсеркеры становились как бы заложниками
собственной ярости. Они были вынуждены искать опасные ситуации, позволяющие
вступить в схватку, а то и провоцировать их. Отсюда - берсеркерская
асоциальность, вызывающая настороженность даже у тех, кто восхищался
их мужеством и боеспособностью. И отсюда же - эта самая боеспособность,
проявляющаяся в условии "открытия шлюзов".
Фраза: "Есть упоение в бою" обретала буквальный смысл...
Позднее викинги большей частью все же ухитрялись контролировать такие
приступы. Иногда они даже входили в состояние, которое на Востоке
называют "просветленным сознанием" (хотя шли они к нему
обычно не через отрешенность, не через медитацию, а через боевую ярость;
такой путь иногда чреват тем, что "зверь" возьмет верх над
человеком). Это делало их феноменальными воинами:
"...Торольв так разъярился, что забросил щит себе за спину и
взял копье обеими руками. Он бросился вперед и рубил и колол врагов
направо и налево. (Некоторые типы скандинавских копий позволяли наносить
рубящие удары.) Люди разбегались от него в разные стороны, но многих
он успевал убить..." ("Сага об Эгиле"). Саги (которые,
как выяснили современные специалисты, передают события с поразительной
точностью) пестрят упоминаниями о том, как умелый воин отбивается
один против многих, умудряется проложить путь к предводителю вражеского
отряда сквозь стену щитов и толпу телохранителей, рассекает противника
от плеча к бедру и т.п.
Тут самое время порассуждать еще об одном полумифическом свойстве
берсеркера: о его неуязвимости. Самые разные источники в один голос
утверждают, что воин-зверь фактически не мог быть сражен в бою. Правда,
детали этой неуязвимости описываются по-разному. Берсеркера якобы
нельзя было ни убить, ни ранить боевым оружием (из чего следовало,
что против него надо употреблять оружие не боевое: деревянную дубину,
молот с каменным навершьем и т.д.); иногда он был неуязвим лишь против
метательного оружия (стрелы и дротика); в некоторых случаях уточнялось,
что при искусном владении оружием его все-таки можно ранить, и даже
смертельно, но умрет он только после боя, а до того словно не заметит
раны.
Везде и всегда вокруг боевого искусства высокого уровня складывались
легенды. Но, думается, здесь мы сможем докопаться до истины. Проще
всего решается вопрос о неуязвимости боевым оружием: до тех пор пока
меч оставался у скандинавов оружием немногочисленной элиты (где-то
до VIII-IX вв.), такие "элитные" воины очень часто не могли
сладить со своими конкурентами - воинами-зверями, применявшими древние
приемы боя палицей. В конце концов произошло сращивание двух техник
фехтования: многие берсеркеры стали "элитой", а многие из
"элиты" овладели берсеркерскими навыками.
От метательного (да и от ударного) оружия берсеркеров берегла своеобразная
"мудрость безумия". Расторможенное сознание включало крайнюю
быстроту реакции, обостряло периферийное зрение и, вероятно, обеспечивало
некоторые экстрасенсорные навыки. Берсеркер видел (а то и предугадывал)
любой удар и успевал отбить его или отскочить.
У конунга Харальда, впервые объединившего Норвегию, имелся "спецназ",
сформированный из влившихся в воинскую элиту берсеркеров. "Диких"
воинов-зверей, не входивших в дружины и подобные им формирования,
к тому времени уже в Норвегии не осталось. Одна из битв с их участием
выглядела следующим образом:
"Двенадцать берсеркеров конунга находились на носу корабля. Корабль
конунга шел вперед, и там была жесточайшая схватка. Когда же проверили
войско, много оказалось убитых и у многих были опасные раны... На
корабле конунга не было никого, кто бы стоял перед передней мачтой
и не был ранен, кроме тех, кого железо не брало, а это были берсеркеры".
Один из лучших воинов Исландии, кстати не считавший себя берсеркером,
описывая свои действия в бою против численно превосходящего противника,
произносит такие слова:
"Тут я взял меч в одну руку и копье в другую и стал рубить и
колоть. Щитом я не прикрывался, и я даже не знаю, что меня защищало"
("Сага о Ньяле").
Защищало его именно берсеркерство - уже "цивилизованное"
и потому не считавшееся таковым. Это тем более примечательно, что
викингу, овладевшему только "техникой", щит был необходим:
полноценно отбиваться наступательным оружием он не мог.
Берсеркерство помогало отбивать опасные удары, но если уж удар оказывался
пропущен, оно позволяло "не заметить" его. Трудно поверить,
но множество независимых источников сообщают: викинг в какой-то мере
сохранял боеспособность даже после чудовищных ран, от которых современный
человек мгновенно потерял бы сознание. С отсеченной ногой или рукой,
раскроенной грудью, пробитым животом, он некоторое время еще продолжал
сражаться - и мог прихватить с собой в Вальгаллу своего убийцу...
И все же сохранились описания случаев, когда берсеркер не просто избегал
раны, и даже не просто терпел ее, но, получив удар, оставался именно
невредим! Тоже преувеличение? Может быть... Но очень уж похоже это
на восточный "метод железной рубашки", при котором закалка
костей и мускулов, а главное - умение концентрировать внутреннюю энергию,
в определенных случаях делают тело трудноуязвимым даже для клинка.
А ведь клинки викингов - не чета восточным: как бы ни восхищались
ими северные воины, это восхищение происходит от недостатка материала
для сравнений. По крайней мере, во времена берсеркеров закалка клинка
была только поверхностной и он был далек от остроты и упругости самурайской
катаны.
К тому же даже "энергетика" не всегда спасала берсеркера.
Иногда пропущенный удар мечом действительно не рассекал тело, но наносил
столь серьезный ушиб, что это могло обеспечить финал схватки. Ведь
противники у берсеркеров были им под стать...
Да и не всякий берсеркер умел грамотно пользоваться внутренней энергией.
Иногда они расходовали ее слишком экстенсивно - и тогда после битвы
воин надолго впадал в состояние "берсеркерского бессилия",
не объясняющегося только физической усталостью.
Приступы этого бессилия бывали столь тяжелы, что воин-зверь иногда
мог и умереть после битвы, даже не будучи в ней раненым!
Интуитивное проникновение в глубины боевого искусства явно нуждалось
в "дошлифовке" путем создания школы, обеспечивающей культуру
движений, стоек, комбинации приемов...
В "краю викингов" локальные школы единоборства, не лишенные
недостатков, сумели слиться в едином потоке ИСКУССТВА, суммировав
технику движений, набор приемов, энергетику и возможность трансформаций
сознания.
Древнее берсеркерство, родившись как разрушительная (хотя и эффективная)
система, прошло долгий путь. Под конец его идея не только дополнила
боевые наработки "цивилизованных дружинников", но и были
созданы своеобразные "языческие монастыри", вобравшие берсеркерскую
элиту.
От полудикой "стаи" - к четкому строю. От эпизодических
"прорывов к зверю" - к системе тренировок. От анархического
индивидуализма - к сознательной дисциплине. От интуитивных достижений
- к разработанному комплексу (на высших стадиях отнюдь не исключающему
опоры на полумистическую интуицию бьодваска). Все это давало довольно
редкое совмещение, обеспечивающее равную готовность к действиям в
одиночку, малой группой и большим, дисциплинированным формированием.
celtic-tatoo
(кельтские татуировки)